Визионариум Вато Церетели или ликбез для творческих натур

Искусство называют языком коммуникации между странами, эпохами и поколениями, так что логично предположить, что живет оно по лингвистическим правилам: прошлого, настоящего и будущего. Прошлое – это теория, которая находится в постоянной переработке, будущее – само искусство, а что касается настоящего, то это активный поиск тех творческих путей, на которых произойдет встреча искусства и зрителя.

Вопросами создания емкого и понятного языка искусства, уже, наверное, третье столетие занимаются не только академические, но и визионерские творческие школы. У первых в руках – традиция, вторые противопоставляют отсепарированной академической доктрине индивидуальный эксперимент. И если два прошлых века такие школы скорее походили на романтические тайные общества, то в последнее столетие – это серьезные конкуренты классическому образовательному процессу.

О том, как обстоит дело с художественной лингвистикой в Грузии и где обучают правильно говорить на ее языке, «Грузия Online» рассказал директор центра современного искусства (CCA) , художник, создатель и руководитель департамента фотографии Тбилисской Академии Художеств, Вато Церетели.

- Государственным творческим институциям во многих странах предпочитают неаккредитованные экспериментальные программы. Как можно аргументировать такой
подход?

Важно понимать, что мы и государственные ВУЗы - это не противостоящие, а дополняющие друг друга институции, но как еще не закостенелые механизмы, визионерские школы способны быстрее адаптироваться к актуальной ситуации, живо реагировать на изменения в жизни общества и готовить такие же рефлексивные кадры. В отличие от академических институций, здесь нет бюрократии, зато есть возможность создавать новые образовательные профили, которые формируют самостоятельный творческий механизм внутри одного человека.

- А вы могли бы подробнее рассказать о том, как это работает на примере вашего центра?

Мы даем художникам не только теорию и практику искусства, мы учим самостоятельно продюсировать собственные идеи, быть кураторами и инфоповодами своего проекта одновременно. С самого открытия мы активно работаем в четырех направлениях: как галерея, как неформальная творческая магистратура, в качестве резиденции для художников, а также разрабатываем новые материалы по теории искусства.

В галерее регулярно проходят выставки, авторы которых приезжают к нам со всех концов света. Некоторые создают свои проекты прямо здесь, другие привозят готовые работы, есть такие художники, чье присутствие в центре – уже полноценный перформанс.

Наше образовательное пространство – это, с одной стороны, свободные лекции для всех желающих, а с другой – ежегодные девятимесячные курсы, слушателей которых мы обучаем совершенно новым профилям, не представленным в государственных университетах.

Попасть к нам можно по конкурсу или на платной основе. И в том и в другом случае здание центра на 9 месяцев становится вторым домом студента, у которого есть ключ от всех аудиторий и право на практическое использование любого пространства, знакомство с теорией, активная практика и отличный опыт взаимодействия с уже состоявшимися творческими личностями.

- Творческий подход всегда включает обмен опытом. Охотно ли вы берете на обучение иностранцев, или предпочитаете работать со своей молодой кровью?

Мы работаем в формате международной станции, и немец, русский или грузин для центра - не синоним качества. Для талантливых учеников у нас есть масса перспектив: мы включаем их в выставки, помогаем с резиденциями в других странах – это большой задел на будущее. Я называю нашу работу неформальной магистратурой, которая не даст вам диплома, но включит в художественную практику современности уже в процессе обучения.

- Будущее – важная категория для развития, а требуется ли для включения в реальность настоящего современного искусства опыт прошлого?

Вообще-то требуется, и этим как раз занимается наш теоретический центр. Никто ведь не будет спорить, что советская история искусства – жестко отфильтрованный продукт, в противовес которому мы пытаемся противопоставить историю развития искусства без пробелов. Думаю, что уже скоро появится книга под названием «Recovery of the future» - это теория искусства в современной интерпретации.

- А есть ли пробелы в современном грузинском искусстве? Если говорить о нем, как о бренде, - это высокий знак качества?

В Грузии достаточно перспективных художников, которые могли бы стать частью показательной национальной культуры. Наши художники принимают участие в Венецианской биенале, иностранные кураторы открывают большие персональные и тематические выставки грузинского искусства в Швеции, Голландии, Франции. На мировом уровне нам есть, чем гордиться, но в своей собственной стране национальное современное искусство не представлено – это большой качественный минус.

- Мысли о создании музея современного искусства с включением в него работ грузинских художников уже озвучивались в прессе. С чего, по-вашему, лучше начать?

У грузин нет никакого представления о своих художниках в контексте. К примеру, на то, чтобы мы имели возможность увидеть представленную, благодаря ректору Академии Художеств, Ирине Попиашвили, выставку грузинского искусства 80-90 гг. в Национальной Галерее, понадобилось 30 лет! Поэтому начинать нужно как раз с формирования качественной контекстуальной коллекции современного нам искусства для будущих поколений. И очень важно сделать это быстро, т.к. многие достойные работы могут быть попросту потеряны или увезены из страны.

- А вы поощряете частную инициативу в формировании таких коллекций или это вопрос государственной политики?

К счастью, меценатов у искусства достаточно, но, к великому сожалению, не всегда их вкусы актуальны. Нужен достойный куратор и серьезный подход. В современном искусстве есть две реальности – мафия и чистота, и задача профессионала – понять, что к чему, а от кого будет исходить инициатива - от государства или от частного лица – не принципиально.

- А как отличить фиктивный выплеск краски на холст от настоящего творчества?

Творчество современных художников далеко не всегда раскрывает суть искусства, часто это просто ожидание денег, карьеры…думаю, что единственная категория, с которой связано искусство – это будущее. Художник всегда делает что-то новое, чего сам еще не знает, чего в мире до него не было. Но у людей, сознание которых сформировано советской идеологией, представление о будущем атрофировано: под влиянием идеи о превращении всего индивидуального в массовое, из страха, что чья-либо инициатива может сдвинуть полмира в совершенно непредсказуемую сторону, мы все, даже молодое поколение, мутировали. У нас атрофировалась фантазия, и это не восстановить в два счета. Но нужно не измерять глубину ран, а пытаться сделать так, чтобы будущее поколение было готово к диалогу с индивидуальностью – это многоплановый и долгий процесс формирования нового, свободного от формальных рамок человеческого создания.